Назад

Врубель

    И все же еще не все объяснено в этом новом замысле, к которому пришел наконец Врубель в своих тягостных раздумьях о картине на самостоятельную тему. Почему он решил изобразить Гамлета художником? "Злодею зеркалом пусть будет представление. И совесть скажется и выдаст преступление" - так говорил Гамлет в трагедии. Таким образом, чтобы свершить свой суд над действительностью, Гамлету нужно посредующее орудие - искусство. Тем самым его можно назвать художником в широком смысле этого слова. Но в первом варианте Врубель решил изобразить и изображает Гамлета с палитрой в руках. В драме Шекспира такого момента нет. Нигде не говорится, что Гамлет занимался живописью. Врубель присоединялся к тысячам и тысячам интерпретаторов Гамлета и творцов своего Гамлета - он творил гамлетовский миф. Можно представить себе ход его мысли: если главная задача - воплотить принца с отвращением вглядывающимся в мир, палитра в руках и взгляд художника на натуру - хорошее жизненное оправдание. Но тем самым Врубель уходил от "бесконечности" содержания образа. Он приобщался к тем, кто с юности воспитывал в нем стремление "выносить приговор жизни", "разумно отвечать на вопросы окружающего...", солидаризировался с художниками-демократами - своими современниками. Но Врубель не только сужает тем самым образ датского принца, его отношение к действительности, но переводит его в жанрово-бытовой план. Вместе с тем, делая Гамлета художником, Врубель, возможно, опирался на Лессинга. Он стремился, согласно его теории, сформулированной в "Лаокооне", найти ситуацию, которая так же соответствовала бы изобразительной интерпретации образа Гамлета, как мотив "мышеловки" - сценической.

    И еще одна загадочная перекличка Врубеля в замысле "Гамлета и Офелии" с его современником, сверстником и даже земляком по рождению - поэтом, переводчиком и филологом Иннокентием Анненским. В блестящей статье, посвященной Гамлету, опубликованной, правда, много позже, отмечая бессмертность этого образа, его бездонную глубину, его неисчерпаемую и изменчивую сущность и единство, слитность с гением Шекспира, Анненский писал: "Наконец, признаем и еще одну особенность "многообразного Гамлета". Лица, его окружающие, несоизмеримы с ним - они ему подчинены, и, не зависящий от них в своих действиях, резко отличный даже в метафорах, он точно играет ими: уж не он ли и создал их... всех этих Осриков и Офелий?

    Я не хочу сказать, что Гамлет имеет только две ипостаси: художника и актера, но я настаиваю на том, что он их имеет. Вот художник среди своих созданий. Еще вчера, созвучные с ним, они его тешили. А теперь?.. Нет, нет... переделать все это и живее... Разбить формы, замазать холсты, а - главное - тетради, тетради отберите у актеров: что за чепуху они там говорят?..

    Именно так относится Гамлет к людям: они должны соответствовать его идеалу, его замыслам и ожиданиям, а иначе черт с ними, пусть их не будет вовсе... Разве не я месил глину для Полония? Принц, посмотрите, это - мертвец... Ах, в самом деле?.. Ну, жалко... Но к делу! Будем играть, будем творить...

    Гамлет - артист и художник не только в отдельных сценах. Эстетизм лежит в основе его натуры и определяет даже его трагическую историю.

    Гамлет смотрит на жизнь сквозь призму своей мечты о прекрасном".

    Итак, Врубель в своем изображении воздвигает между Гамлетом и миром опосредующую их отношения границу - художническое действо. Мир - иллюзия и заслуживает оправдания лишь как явление эстетическое; эта идея угадывается в авторской позиции...

    Поистине знаменательно это совпадение Врубеля во взглядах на Гамлета с поэтом Анненским. Кто из них первый - Врубель или Анненский - пришел к таким взглядам? Попутно заметим - они были земляками по рождению и погодками по возрасту. Они принадлежали к одному поколению... Знаменательно, что это единственный из замыслов Врубеля, о котором он так наглядно, даже набрасывая композицию, делится со своей сестрой. Анненский преподавал на женских курсах, которые в свое время закончила Анюта, и, быть может, высказывал в своих лекциях подобные мысли по поводу Гамлета. Но это сходство, совпадение точек зрения вместе с тем подчеркивает, насколько уже, приземленное и ближе к жанрово-бытовому аспекту смотрит Врубель на своего героя... И, быть может, не следует преувеличивать глубокомысленность замысла подобными сопоставлениями. Более всего он вдохновлен Гамлетом Сальвини, а также Гамлетом Тургенева в статье "Гамлет и Дон-Кихот".

    И вот соученица по Академии, будущий скульптор Мария Диллон и Николай Бруни позируют Врубелю для этой картины. Гамлет и Офелия рядом, вместе. Гамлет уже во власти своих противоречивых чувств и переживаний, узнавший страшную тайну, встретившийся с тенью отца. В чертах бледного голубоглазого лица героя и его выражении есть несомненно печать лимфатически-нервного темперамента Гамлета - Сальвини и "гамлетика-самоеда" Тургенева, целиком сосредоточенного на собственной персоне. Вместе с тем, держа палитру в руках, он с отвращением всматривается во что-то перед глазами. Большеглазая Офелия склонилась над ним с повадкой кошечки и смотрит неопределенно. В результате решение картины далеко от Шекспира. Модели художника - Бруни, Диллон, он сам - вот что торжествует в этой композиции. Трагедия снижена до бытового жанра на банальной "психологической" основе, обеднена до хрестоматийного гимназического толкования. Композиция напоминает этюд костюмного класса, может быть, отчасти мизансцену какой-нибудь театральной постановки, так же как ее герои - неподвижно позирующих статистов. Правда, в лице Гамлета с его двусмысленной улыбкой есть нечто от клоуна, от маски, заставляющей вспомнить комедию дель арте. Но это стихийное, подсознательное ощущение своеобразной черты героя лишь слегка колеблет неподвижную оболочку закрытого для художника замысла. Работа над картиной не двигалась. И что самое обидное - именно тогда, когда все было приготовлено для этой работы. Может быть, лиловатый оттенок лица ученицы Диллон, которая "невозможно пудрилась", был некоторой помехой... Быть может, тормозило работу и отсутствие постоянной натуры для Гамлета, ибо Николаю Бруни становилось все более некогда позировать - приближались конкурсные экзамены. Оказалось невозможно писать Гамлета и с самого себя.

    Как бы то ни было, но достаточно посмотреть на облик Офелии, на конвульсивно искривленное лицо Гамлета, чтобы понять, что такой "ход" не сулил автору ничего в будущем, не допуская развития, углубления.

    Интерес к Шекспиру и Гамлету и исповедование "культа глубокой натуры" - какие разные на первый взгляд устремления! На самом деле в сознании Врубеля они составляли органическое единство: материальной бесконечности мира природы противостояла, но и нерушимо была с ней связана одухотворенность, его завершенной идеальной целостности - дисгармония, трагическая раздвоенность духа, нескончаемая конфликтность бытия, отмеченного вечными, неразрешимыми проблемами жизни и смерти, Добра и Зла.

    Несомненно, именно в это же время, одновременно с композицией "Гамлет и Офелия" или вслед за этим эскизом, создавал Врубель свою акварель "За кружкой вина" - композицию с конфликтом тоже "вечным", неразрешимым, но более очевидным, ясным. Могучий рыцарь в доспехах, немолодой и суровый, опаленный боями, и хилый монах с лицом, похожим на печеное яблоко, завернутый в сутану. За столиком в трактире развертывается диалог о смысле бытия, столкновение двух миросозерцании, мирского и религиозного,- эта тема, по-видимому, вдохновлена драмой Гете "Гец фон Берлихинген". "Пиши побольше о личной жизни, особенно о чтении Гете: я проникнут к нему самым глубоким восторгом. Еще недавно я кончил его "Wahlverwandtschaft" ("Избирательное сродство"). Собираюсь читать его по-немецки", - писал Врубель сестре в это время.