Назад

Врубель

    Питал ли молодой Врубель надежды на свое деятельное участие в истинном правосудии, когда поступал на юридический факультет Петербургского университета, или его привлекала лишь гуманитарная направленность этого учебного заведения и юридической профессии? Ведь, кажется, юридическое образование никак не давало себя знать в его последующей жизни. И все же могли ли его совсем не задеть лекции, которые он слушал ежедневно в университете? Речь шла об отношениях личности и общества, для регулирования которых и возникли в глубокой древности юридические нормы; по-разному, в разных ракурсах представали сложности защиты прав и свободы человеческой личности и связи этой свободы с общественной необходимостью, освещались проблемы вины и ответственности, взаимозависимости личной нравственности, морали и права. Каждая из такого рода проблем при своей, казалось бы, отвлеченной юридической природе таила в себе нечто будоражащее, лично волнующее. Да разве категории свободы и необходимости, вины и ответственности - разве эти категории позднее не отметили драматично всю духовную жизнь Врубеля?

    Особенной популярностью пользовались тогда в университете лекции профессора Александра Дмитриевича Градовского, читавшего курс государственного права. Его приходили слушать студенты всех факультетов, набивая аудиторию до отказа. Он снискал любовь как ученый и как человек - смелостью образа мыслей, независимостью убеждений, чувством человеческого достоинства, презрением ко всякому чинопочитанию.

    Основная идея курса, который Градовский читал, - идея закона, сильного и бесстрастного, поставленного во главу угла государственного строя. Никто так, как Градовский, идеалист по природе, гегельянец, не веровал в благодетельность проведенных в 1861 году реформ и не отстаивал важность твердого, нерушимого законодательства для охранения результатов этих реформ.

    Так же горячо, поистине патетически, отстаивал Градовский идею личности ее свободы, ее развития. Чувство человеческого достоинства - как любил говорить о нем профессор и как красиво говорил! Как он верил в то, что хорошая система юридического законодательства, юриспруденции, может обеспечить россиянину истинную независимость и достоинство личности, что уважение к существующему государственному праву и человеческому достоинству - едины. Едко, желчно высмеивал его, этого либерала-профессора, Ф. М. Достоевский - его главный оппонент, презирая все либеральные институты, уповая лишь на нравственное самоусовершенствование личности!

    На чьей стороне был Врубель в этих спорах? Известно только, что он симпатизировал Грановскому, тем более что его отец был лично знаком с профессором и, видимо, уважал его, и что он хорошо сдал этот предмет на экзамене. В то же время он, как это станет очевидно позднее, читал сочинения Достоевского, живо интересовался его творчеством.

    Но самое главное - проблемы свободы и достоинства личности были кровными проблемами Врубеля, они занимали его всю жизнь.

    Да если бы Врубель и не хотел, не был расположен размышлять на юридические темы, сама жизнь тогда заставила бы его. Не случайно "трудными годами" назвал это время Градовский. Русское общество явно не справилось с потрясениями, произведенными "бескровной революцией" - отменой крепостного права, введением новой судебной реформы, земского управления. Как какая-то эпидемия, революционные и анархические настроения захватывали умы. По городу ползли темные слухи о свершающихся и готовящихся покушениях. От высоких сановников до прислуги - все испытывали чувство тревоги, страха, подавленности. О чем бы ни говорили тогда в гостиных, в конце концов разговор сводился к одному - к революционерам.

    "Был перед прошлым воскресеньем у Арцимович,- писал Миша родителям,- Виктор Антонович говорил мне о переписке с папашей, любовался на отношения "зуб за зуб" супругов Скребицких... и несколько грубоватыми выходками Александра Ильича в трактатах о вопросах политических. Это было как раз в тот день, когда так ужасно досталось Толстому от Гаммы (каково сравнение чувствий полученных с предвкушением приятности подачек эрмитажной прислуги)". (Здесь речь идет о статье в газете "Голос", высмеявшей Толстого.) И далее, в связи с "грубоватыми" выходками Скребицкого: "Это было по поводу назначения нашего Фойницкого (проф. уголовного судопроизводства) помощником обер-прокурора (сената) в деле жихаревском, политическом. Говорил о тех средствах, орудиях, которые следовало бы употреблять в борьбе с социалистической пропагандой, и современных примерах средств той и другой деятельности, того и другого деятеля. Да, в таких беседах преисполняешься невольным глубо..." (слово оборвано). Далее письмо не сохранилось. Но по этому отрывку очевидно, что и родственники Врубеля В. А. Арцимович, А. И. Скребицкий, просвещенные либералы, и он сам взволнованы революционными выступлениями и готовящимся крупнейшим политическим делом - процессом 193-х. Кажется, что все они были не менее испуганы революционерами, социалистическими теориями, чем автор романа "Бесы" - Достоевский. Подобно ему, они готовы были признать беспочвенность и противоестественность революционных движений и социалистических теорий. На Руси, где массы оторваны от подлинного участия в общественной жизни, они породят только темный разгул страстей, попирание законов!

    Добавим здесь: если бы Врубель не хотел размышлять на юридические темы, углубляться в проблемы свободы, необходимости, права, то его личные человеческие отношения могли бы расположить к этому. Особенно потому, что с этих пор складывались непросто, зачастую были чреваты какими-то коллизиями... Он не уставал в то время изучать Канта, штудировал его творения сначала в интерпретации Куно Фишера, потом начал читать и сочинения самого философа. Теоретически Врубель принимал его этику с постулатами долга, категорическим императивом. И вместе с тем уже теперь какой-то произвол и безответственность, "беззаконность" начали проявляться в его отношениях с друзьями, родственниками. Уже теперь отец Врубеля начинает сокрушаться по поводу невнимания, равнодушия сына к родным. И нельзя сказать, что Миша был черств. Не навещая родителей в течение долгого времени, он искренне сокрушается по этому поводу. И в эту пору самоотверженно ухаживает за больным отцом своего друга Саши Валуева. Хотел ли он показать, что добро по велению долга - не добро, что свобода личности несовместима с "категорическим императивом" и ценно только внутреннее побуждение к добру, личное желание?

    Что касается категории закона вообще, то в отношении Врубеля _ художника, "беззаконного" гения - эта категория в данном случае звучит еще более странно, чуждо. Но разве не испытывал он и как творец потребность в законе, который требует себе подчинения, разве не хотел ему подчиняться?

    Одним словом, думается, что, как бы прохладно ни относился .Врубель тогда к занятияМ5 он все же должен был приобщиться к живому, злободневному началу юриспруденции и к ее философическому, "вечному" смыслу.

    Как будто нарочно, все складывалось тогда в жизни Врубеля так, чтобы приобщить его к "злобе дня" и к актуальным проблемам.

    В первый год учения в университете он поселился у брата мачехи - Николая Христиановича Весселя. И это объяснялось не только материальными и бытовыми соображениями, но и авторитетом Весселя среди родных. Он был, можно сказать, человеком идей. Он же только их имел и следовал им в жизни, он был ими одержим. Его устремления и идеалы простирались в разные области - от финансового положения России до ее отношений с Востоком. Но в первую очередь его интересовала педагогика.

    Реформы 1860-х годов, порожденные ими иллюзии справедливой защиты человеческих прав, свободы индивидуальности вывели педагогику на передний план борьбы. И одним из самых прогрессивных ж активных в то время деятелей на этом поприще стал Вессель, неутомимо боровшийся за демократизацию просвещения в России как педагог, как ученый.

    Благодаря ему и для Врубеля на определенный период времени вопросы образования, просвещения становились актуальными, кровно близкими, животрепещущими. Кстати, не под влиянием ли Вес-"селя Анюта Врубель избрала своей профессией педагогику, и не авторитетом ли Весселя объяснялось то, что у него поселился не только Миша Врубель, но еще дальний родственник Миши по матери и племянник знаменитого химика, профессора Д. И. Менделеева, - Петя Капустин?

    Педагог-теоретик по призванию, Вессель разработал целую многоступенчатую систему воспитания человека - от грудного возраста до "полной возмужалости", до вступления в общество его полезным членом. И в этой системе Вессель был истинным сыном своего времени, сочетая "здравый смысл" и "земную соль" позитивизма с "идеальными" идеями просветителя Жан-Жака Руссо, идеями, одухотворенными мечтой о добром, разумном человеке - сыне природы, полезном члене гармонического общества по велению долга (кантовского категорического императива) и по свободному выбору. "Воспитывай человека согласно с его природой" - вот главный принцип, на котором покоилась педагогика Весселя, вдохновленного знаменитыми педагогами И. Г. Песталоцци, Ф. Фребелем.